Лагинский старик Хоттабыч, подаривший каждому из 22 футболистов на поле по собственному мячу, чтобы не приходилось гоняться за одним, был наивным джинном, но не лишенным здравого смысла. Должно быть, когда английский плебс выдумал себе это невинное и непритязательное развлечение – гонять ногами тряпичный мяч, никто не мог представить, что это станет игрой миллионов по всему миру. Нынче воистину футбол стал столпом массовой культуры – по денежному обороту, по времени, которое занимают его трансляции по телевидению, по числу поклонников, далеко обойдя, скажем, рок-н-ролл или стриптиз. Более того, потуги привлекать поп-идолов к политическим играм смехотворны рядом с политическими предпочтениями идолов футбольных. Это может показаться странным и малообъяснимым только наивному интеллектуалу, плохо представляющему себе мир, в котором ему довелось жить. Если бы он листал комиксы и ходил в кино, то увлечение футболом показалось бы ему верхом нормальности рядом, скажем, с боем человека-пингвина, олицетворяющего зло, с человеком – летучей мышью, который – добро. Или с миллионными тиражами бесхитростной и вторичной серии книг про маленького очкарика, который обнаруживает способности волшебника. Футбол – это все-таки не виртуальные бредни, а действие, происходящее здесь и сейчас, гладиаторский бой, зрелище подчас жестокое, провоцирующее в зрителях агрессию, но, по-видимому, позволяющее спускать пар масс. И, разумеется, это очень большой бизнес.

Но все-таки наивный джинн мог бы задать резонный вопрос: отчего в мире всего несколько тысяч человек профессионально гоняют мяч, а многие миллионы на них глазеют?

В этом действительно есть некая странность: казалось бы, если ты так любишь эту игру, то надевай-ка трусы и бутсы и отправляйся пинать мяч самостоятельно. Однако этого не происходит. Более того, среди фанатов очень много взрослых мужчин, которые отжимались последний раз много лет назад.

Так почему же они так катастрофически, как наркоманы к героину, привязаны к этому зрелищу, знают расписание турниров, имена игроков, суммы, за них заплаченные, и готовы прибить тех, кто болеет за «неправильную» команду?

По сути, мы наблюдаем древнюю оппозицию: состязатели – зрители, спортивное зрелище – публика, это досталось нам от греков. И тот факт, что благодаря современным средствам коммуникации аудитория футбольного ристалища многократно расширилась, дела не меняет. То есть человеческая природа за тысячи лет совсем не изменилась, требование римского плебса «хлеба и зрелищ» остается постоянным и актуальным, а футбол – пусть и новая по форме, весьма архаичная форма развлечения.
Другое дело, что увлечение футболом принимает в наши дни то и дело то криминальные, то истерические формы. Все потому, что в большом футболе вращаются огромные деньги. Вряд ли в Элладе Афины, скажем, перекупали дискоболов у Спарты перед Олимпиадой, хотя чем черт не шутит. И допинг-контроля не было, и судей не покупали, и заказные матчи не проводили. То есть мы сегодняшние сохранили древние инстинкты, присовокупив к ним современные буржуазные пороки. Скажем, агрессивность групп фанатов разных клубов, избивающих друг друга. Не говоря уж об английских бригадах бойцов, следующих за национальной сборной и устраивающих погромы в городах, где играют их кумиры. Проблема агрессивности фанов столь остра, что наши власти сегодня пытаются создать единое общество болельщиков, которое попытается прививать им хорошие манеры. Или, как выразился один из энтузиастов этого дела, воспитывать в них «культуру боления». Трудно сказать, что из этого выйдет. Пока это напоминает старый анекдот про электриков в пионерлагере, которых призвали не ругаться матом: зачем ты, Вася, скажи на милость, капнул мне на голову расплавленного олова…

Так или иначе, трудно не согласиться с тем, что мы при всем нашем хай-теке погружаемся в варварство.

Восстание масс толкает нас вспять, волна массовой культуры захлестывает культуру, которую было принято называть высокой. И повсеместное помешательство на игре, в которой два десятка молодых и здоровых мужчин пытаются загнать мяч в чужие ворота, получая за эту деятельность миллионы долларов, а при этом миллионы разноплеменных зрителей не сводят глаз с телевизора, требует диагноза. Наверное, его можно сформулировать так: деградация хомо сапиенс.